Москва
*
Опять я пришёл к этой старой шлюхе.
Всё - молча. Лучше без лишних слов.
Опять я ей не отвесил плюхи -
Но не отвесил. И был таков.
Я помню, как было с нею сладко,
Когда, влюблённый в роскошный бюст,
Его я трогал порой украдкой,
Как площадь Красную - лётчик Руст.
Чтоб в ревности не взорваться воем,
Губу прокусывал до крови,
Желая верить, что лишь со мною
Она это делает по любви,
Шептал, как я, в золотых доспехах
И на породистом скакуне
Ворвусь... Или нет - войду без спеха,
Как входит муж к дорогой жене...
Но годы шли. Вот уж нет той страсти,
Что заставляет гореть сердца,
Но я ходил, над собой не властен,
Стыдясь, задворками, не с крыльца,
Я шёл и думал: а сколько было
Наивных, дерзких и молодых
В её объятьях державно-стылых,
Кто ей дарил жар сердец своих?
И этим жаром напившись вволю,
Она прекрасна и молода!
Вот только больше в улыбке - боли...
Вот только больше во взгляде - льда...
Опять я пришёл к этой старой шлюхе.
Всё - молча. Лучше без лишних слов.
Опять я ей не отвесил плюхи -
Но не отвесил. И был таков.
Я помню, как было с нею сладко,
Когда, влюблённый в роскошный бюст,
Его я трогал порой украдкой,
Как площадь Красную - лётчик Руст.
Чтоб в ревности не взорваться воем,
Губу прокусывал до крови,
Желая верить, что лишь со мною
Она это делает по любви,
Шептал, как я, в золотых доспехах
И на породистом скакуне
Ворвусь... Или нет - войду без спеха,
Как входит муж к дорогой жене...
Но годы шли. Вот уж нет той страсти,
Что заставляет гореть сердца,
Но я ходил, над собой не властен,
Стыдясь, задворками, не с крыльца,
Я шёл и думал: а сколько было
Наивных, дерзких и молодых
В её объятьях державно-стылых,
Кто ей дарил жар сердец своих?
И этим жаром напившись вволю,
Она прекрасна и молода!
Вот только больше в улыбке - боли...
Вот только больше во взгляде - льда...